(12 апреля 2020) Об умении преодолевать трудности и добиваться успехов, профессор Александр Брехман рассказал в интервью журналу «Наш дом — Татарстан».
В 4 года Александр Брехман стал малолетним узником концлагеря, а потом еврейского гетто в Винницкой области Украины. Однако лишь спустя годы он стал понимать, что, несмотря на лишения и потери, по-настоящему счастлив тем, что остался жив! Пройдя через тяжелые испытания, рано повзрослел, не сломался, а наоборот, проявил твердый и решительный характер, целеустремленность, чтобы получить высшее образование, стать признанным профессионалом. В Казани прошел путь от мастера на стройке до управляющего трестом, без отрыва от производства сумел защитить кандидатскую и докторскую диссертации. Об умении преодолевая трудности добиваться успехов строитель, ученый, профессор рассказал в интервью журналу «Наш дом — Татарстан».
— Александр Иосифович, Вы разменяли девятый десяток. Если сейчас вспоминать первые дни войны, что запечатлелось в сознании наиболее ярко, отчетливо?
— Я родился в городе Могилев-Подольский Винницкой области, расположенном на левом берегу Днестра. Среди 36 000 жителей более 22 000 были евреи — веселые, находчивые, гостеприимные. По этой причине Могилев-Подольский называли маленькой Одессой. Но в июне 1941-го в город пришла война. Люди плакали, паниковали, спешно покидали город. Но мои родители об этом не думали, считали, что немцы сюда придут не скоро. Отца и мужей маминых сестер уже на третий день после начала войны призвали в армию. Уходя, отец обещал матери быстро вернуться, чтобы эвакуировать нас и маминых сестер с детьми. И хотя для этого ему выделили машину, ее остановил военный патруль: немецкие и румынские войска уже подходили к Могилеву-Подольскому. В первые дни оккупации город казался безлюдным, многие жители прятались в подвалах, сараях. Мама еще работала и однажды, придя домой, сообщила, что всех евреев будут вывозить из города, но куда — неизвестно. Мы, дети, радовались тому, что вместе уезжаем.
— Видимо, Вы думали, что вместе будете жить, играть, и не осознавали того, что ждут большие трудности и лишения…
— Через какое-то время во дворе дома, где мы проживали, появился мужчина, образ которого я хорошо помню до сих пор. Он собрал всех живущих в этом доме евреев и на украинском языке сообщил, чтобы мы с вещами приготовились к отправке и что за нами пришлют грузовые автомобили. Но вместо них пригнали несколько лошадей с телегами и нас повезли в концлагерь «Печора». Помню очень суровое лицо матери, которая пыталась не давать нам, детям, никакого повода для страха и беспокойства.
Прибыли мы очень поздно, нас поселили в каменном одноэтажном доме. Мне он показался длинным и холодным. Видимо, в прошлом это было какое-то административное здание. Вокруг дома строили деревянные бараки, вся территория огораживалась забором из колючей проволоки в два ряда, заранее уже были сооружены деревянные вышки, на которых постоянно находились конвоиры с автоматами.
Ежедневно извозчики привозили в лагерь очередные партии людей, которых поселяли в дом, где жили мы, и во вновь построенные бараки. Так за короткое время возник концентрационный лагерь «Печора», в котором находились в основном люди старшего возраста, детей было немного.
Около одного из бараков стояла полевая кухня, куда мать и ее сестра Бетя ходили за похлебкой или мамалыгой — кашей из кукурузной муки. В последующем мамалыгу мы ели постоянно, ее готовили мама и ее сестра Бетя. Сестра Лиза не могла уже помогать — тяжело заболела. Потом заболел и брат мамы Фридл. В лагере свирепствовал туберкулез. Но лечить больных было нечем. Даже мы, дети, понимали, что больные обречены.
— Каким чудом Вам удалось выжить?
— Знаете, в лагере было много полицаев, набранных немцами из числа молодых парней из близлежащих деревень. Среди них оказался и ровесник моей матери, а ей тогда было 33, по прозвищу Микола, который когда-то работал с ней в Могилеве-Подольском в одной организации. В лагере Микола был старшим надзирателем. Узнав об этом, мать пыталась встретиться с ним. Хоть и не сразу, но ей это удалось. Микола рассказал, что вынужден был наняться в полицаи, чтобы сохранить жизнь себе и родным. Мама и ее сестра Бетя слезно обратились к нему, чтобы он вызволил из этого ада. Обещали щедро отблагодарить. Особенно они просили за нас, детей. Микола же сказал, что надо все обдумать.
И вот однажды, встретив мою мать, он передал сверток с бинтами и попросил в нужное время перебинтовать одному из детей якобы сломанную руку. И мама вскоре перебинтовала мою левую руку. Под покровом ночи Микола вывез на своей телеге меня с матерью, ее сестру Бетю, ее сыновей Аркадия и Шурика и сестренку Марочку. За это мать одарила Миколу тканями на костюм и пальто — так мы оказались в еврейском гетто в Могилеве-Подольском.
— Что происходило в гетто?
— Повседневная жизнь была однообразной. Мать и сестру Бетю каждый день увозили на работу — строить консервный завод. Они копали траншеи, малярили, штукатурили. В гетто оставались старики и дети. Я постоянно спрашивал маму, где те или иные люди, а она говорила, что они лечатся. И только потом, после освобождения города от фашистов, мама мне призналась, что всех, кого увозили из лагеря, расстреливали.
А мы продолжали жить в бараках. Спали в основном на полу. Жизнь в лагере была беспокойной. На улицу нас выводили только с разрешения полицаев, которые ходили толпами. Было немало неприятных эпизодов, драк между заключенными. Полицаи быстро вмешивались, кого-то уводили за пределы лагеря, а кого-то в другой барак.
Не забуду, как у одного из бараков сидела пожилая женщина: обменивала жареные семечки на какие-то продукты. Неожиданно к ней подъехали два немца на мотоцикле с коляской, попросили ее наполнить их карманы семечками. Она выполнила их просьбу, и немцы, сев на мотоцикл, стали отъезжать. Бабушка подняла крик, по-видимому, требуя что-то от немцев взамен. Они развернулись, и один из них, скинув с плеч автомат, расстрелял в упор старушку. После этого у меня появился настоящий страх, который усиливался, когда я видел немца с автоматом. Мать с сестрой продолжали ездить на работу, а мы, дети, порой голодали и ждали матерей, чтобы они нас чем-то накормили. Особенно я переживал, когда узнавал, что кто-то умер от голода. Но такая жизнь стала привычной.
Но в один из мартовских дней раздался лязг гусениц и приглушенный звук работающих двигателей танков. Это были советские войска. Словами трудно передать, сколько было радости! Но мать меня просила преждевременно не радоваться. Она думала, что скоро начнутся бои за освобождение города. Непонятна была и судьба лагеря. Но буквально через пару дней сняли охрану лагеря. Оказывается, понимая приближение советских войск, немцы убегали к мосту через Днестр в сторону Молдавии.
— Ведь фактически у Вас не было детства?
— В молодые годы я еще не осознавал того, что фактически у меня и у многих моих сверстников не было детства, оно было уничтожено, задушено, задавлено, украдено (как еще по-другому сказать?) фашистами.
Мы радовались тому, что остались живы, однако лишь спустя многие годы я начал понимать, что, несмотря на лишения и потери, я по-настоящему счастлив тем, что остался жив, остались живы мои отец и мать, двоюродные братья Шурик, Аркадий, Леонид, двоюродная сестра Марочка, сестра матери Бетя… А ведь сколько евреев было уничтожено фашистами в лагерях смерти. Сотни тысяч, миллионы! Видимо, у фашистской машины смерти не хватило мощности и очередь до нас не успела дойти… Однако благодаря этим тяжелым испытаниям мы рано повзрослели. У нас появился твердый и решительный характер, появились воля, целеустремленность, которые в дальнейшем помогли мне и моим сверстникам пробиться к передней линии жизни.
— В вашей книге «На передней линии» я прочла, что первую в Вашей жизни битву на передовой Вы выдержали — успешно окончили школу, институт, с гордостью получили диплом инженера путей сообщения? Почему этот период называете битвой на передовой?
— Военное лихолетье и послевоенные не менее лихие годы было непростым временем. Но я его выдержал благодаря моему характеру, сложившемуся в этот период. Еще благодаря огромной поддержке моих родителей. Да вообще, наше молодое поколение было сплоченным, дружным, все готовы были помочь друг другу в самые трудные минуты жизни. Необычайную поддержку и психологическую помощь мне оказало то, что я встретил свою любовь — красивую девушку Светлану Скибинскую, которая стала моей женой и спутницей жизни, моей путеводной звездой.
— Вы учились в Москве, но работать приехали в Казань. С чем это связано?
— Именно в Казани жила Светлана, и она не хотела отсюда уезжать — здесь были ее друзья, коллеги, знакомые. Отец Светланы помог организовать запрос Татсовнархоза в УНР-348 (впоследствии СУ-4 треста «Казаньспецстрой») на меня как молодого специалиста. Вначале я работал мастером и прорабом, потом возглавил участок Гаврилова. В 1964-м был назначен главным инженером СУ-4 объединения «Татстрой», мне было тогда всего 27. Через год стал членом КПСС и был втянут в производство «по горло» — по-другому не скажешь!
Неожиданно мне предложили возглавить трест «Казаньспецстрой», но я нисколько не горел желанием туда идти. Кроме строительства дорог и благоустройства объектов соцкультбыта, трест осуществлял строительство подземных коммуникаций. Это были, пожалуй, самые сложные инженерные работы в строительстве. Квалифицированных рабочих и строительной техники не хватало, производственная дисциплина была на низком уровне. К тому же бывший руководитель мне признался: «Саша! Это трест расстрельный!»
— А на деле?
— Так и было: объектов строительства было так много, и почти на каждом из них проводились еженедельные и частые оперативные совещания, на многие меня приглашали лично, но не везде я мог присутствовать. Меня постоянно упрекали и критиковали, я становился «мальчиком для битья». Помню, в районе крупной жилой застройки в Ленинском районе Казани под большим вопросом оказалась возможность сдачи в эксплуатацию крупного жилого комплекса из-за незавершенности строительства насосной канализационной станции, сооружаемой методом опускного колодца нашим трестом «Казаньспецстрой». Мы работали круглые сутки, но все работы смогли завершить только через полгода после сдачи домов!
Сложных эпизодов было немало, но я все равно получал удовлетворение от своего труда. Гордился построенными объектами, ибо в их сооружении была и частица моего труда. Был рад и тому, что смог, наконец-то, получить финансовые средства для строительства собственного дома треста.
Неожиданно меня пригласили на заседание бюро Ленинского райкома партии, где рассматривали мое персональное дело. Первый секретарь райкома партии Карунин проинформировал о состоянии дел в тресте, охарактеризовал их как плохие, затем сообщил о продаже старого и приобретении нового автомобиля, о продаже дачного участка и постройке нового дачного дома на приобретенном новом участке. Никаких проверок по этим эпизодам не проводилось, следовательно, ни о каком злоупотреблении не было и речи. Все сводилось к тому, что я как коммунист проявил нескромность в то время, когда дела в моей производственной деятельности шли плохо. Меня лишили партийного билета (его, правда, вернули через 3 месяца), понизили в должности: я стал трудиться в специализированном управлении № 3 треста «Казаньспецстрой».
И чем выше я поднимался по служебной линии строительной иерархии, тем ясней мне становилось, что наряду с успехами существуют неудачи и провалы. Я начал понимать, что хлеб строителя «жесткий», а иногда и черствый. Строительство каждого объекта происходит как сражение на передовой линии фронта, только условный противник — со всех сторон! И «снаряды» летят в виде выговоров, нагоняев, угроз, доносов… Но победа всегда приходит в виде построенного объекта, удовлетворение и радость от созерцания результатов своего труда оттесняют горечь от временных неудач. Я понял, что не тот человек велик, который никогда не падал, а тот, кто упал, но сумел подняться!
— Читая Вашу книгу «На передней линии», была невероятно удивлена, что, несмотря на всевозможные трудности, Вы всегда стремились к лучшему, передовому…
— Знаете, я постоянно думал о желании повысить образование, и когда работал начальником специализированного управления № 4, решил поступать в аспирантуру Московского автодорожного института (МАДИ). Но когда мы с женой Светланой обратились по этому вопросу к профессору Некрасову, который был мом научным руководителем еще по дипломному проектированию, то он ответил отказом и посоветовал обратиться в «СоюзДорНИИ», который располагался в Балашихе Московской области. И вскоре я был зачислен туда в заочную аспирантуру. Темой моих научных исследований было выбрано изучение особенностей твердения бетонов с кремнийорганическими добавками при отрицательных температурах.
Для этого мне нужно было постоянно проводить лабораторные исследования, а в нашей лаборатории асфальтобетонного завода отсутствовало необходимое оборудование. Но создать хороший лабораторный комплекс помог работавший у нас главным бухгалтером Иван Панов. Помощь в комплектации и проведении экспериментов мне бескорыстно оказывал старший преподаватель кафедры «Строительные материалы» КИСИ Марсель Низамов. В воскресные дни я, как правило, пропадал в библиотеке Казанского университета, знакомился с различными литературными источниками по моей диссертационной работе, параллельно публиковал научные статьи. Обо всем постоянно информировал научного руководителя — профессора, доктора технических наук Валентина Михайлова, но он вскоре возглавил «СоюзДорНИИ», и застать его на месте было очень сложно. Защищался я дважды, и лишь на второй раз удачно. И только когда моя работа была утвержден ВАК и я получил диплом из рук профессора Михайлова, радости было выше крыши! Я пригласил всех коллег, руководителей «Татстроя» на банкет в ресторан гостиницы «Татарстан». Многие искренне удивлялись, как производственник смог стать кандидатом технических наук?! Немаловажная деталь: после защиты моей диссертации оклад вырос в полтора раза!
Оглядываясь назад и вспоминая начало моего увлечения наукой, я с удивлением думаю, как же мне удалось совместить тяжелую производственную работу на передовой линии стройки с подготовкой и защитой кандидатской диссертации. А может, это совмещение как раз и способствовало успеху: производственный опыт, вложенный в науку, привел к высокому результату. Я был молод, полон сил и энергии, хотелось дерзать, творить, созидать!
— Но Ваша диссертация не прошла бесследно, если в 1983 году, после 25 лет на производстве — передней линии стройки, вам предложили возглавить Казанское отделение Центрального научно-исследовательского института экономики и управления строительством Госстроя СССР?
— Я прошел сложную и трудную жизненную школу, научившую меня, прежде всего, умению преодолевая трудности добиваться успехов. В НИИ, как я понял, в условиях государственного планирования предполагалось значительное увеличение объемов строительства, количества объектов строительства. Но существенным тормозящим фактором являлись ограниченность государственного финансирования, нехватка материальных и трудовых ресурсов. Я убедился в том, что реализация планов работы института позволят поднять на более высокий уровень управление строительным производством и повысить эффективность использования финансов, материальных и трудовых ресурсов. Это была очень интересная работа, в которой мне помогли производственный опыт и приобретенные в этой области знания. Спустя годы мы успешно сдали работу заказчику — Минпромстрою СССР, и ей негласно присвоили название «Казанская система оперативного управления строительным производством».
— Что было дальше?
— Наша деятельность развивалась довольно интенсивно, и в преддверии стоявших перед республикой задач в области экономики председатель правительства ТАССР Мухаммат Сабиров неожиданно пригласил меня и рекомендовал преобразовать Казанское отделение Центрального НИИ экономики и управления строительством Госстроя СССР в полноценный филиал с соответствующими полномочиями. Я понимал, что это непростой вопрос и его решение требовало больших усилий… я практически три недели жил в Москве, но проект постановления об открытии филиала в Казани согласовал со всеми ведомствами. Статус нашего подразделения был повышен, руководство республики ставило перед нами все больше задач, требующих глубокого анализа, решений и практических рекомендаций.
В 1994 году наш институт перешел под юрисдикцию Татарстана: мы стали Татарским НИИ экономики и управления строительством. И я, прежде всего как научный руководитель, был заинтересован только в том, чтобы наши разработки были реализованы в практику строительного производства! Наша работа периодически обсуждалась на заседаниях технических советов Минпромстроя СССР и в Госстрое СССР. После одного совещания ко мне обратился завотделом Центрального НИИ экономики и управления строительством Госстроя СССР доктор технических наук, профессор Куликов, который познакомил меня с доктором технических наук, профессором Александром Гусаковым — завкафедрой «Автоматизированные системы управления в строительстве» МИСИ. Он предложил мне подробно изложить результаты научно-исследовательских работ, опубликованные материалы по внедрению результатов исследований в практику строительного производства. После этого мне было рекомендовано поступить в докторантуру и опубликовать монографию по выполненным научно-исследовательским работам. Гусаков стал моим научным консультантом, и я благодарен ему за многие ценные советы. А публичная защита диссертации «Информационная технология управления строительными бригадами» состоялась в МИСИ (МГСУ) в марте 93-го. Так я стал доктором технических наук. Участвовал во многих российских и научно-практических конференциях и международных симпозиумах.
— Когда случился крах политической системы и распад СССР, Вы были уже в зрелом возрасте, умудренный жизненным опытом, достигли определенных успехов в науке, но были готовы трудиться не покладая рук…
— Я себя спрашивал: «Смогу ли я свой «боевой опыт», накопленный на передней линии стройки; знания, полученные в научной деятельности, и, наконец, свой практический опыт руководства большими трудовыми коллективами применить в педагогической деятельности в вузе? С такими вопросами я предложил свою кандидатуру на вакантное место заведующего кафедрой «Автомобильные дороги и мосты» КГАСУ в 1996 году, и меня избрали завкафедрой. В 2001 году я стал директором института транспортных сооружений КГАСУ, где проработал 11 лет.
— Слушая, невольно думаю, что Вы бы не смогли достичь и десятой части поставленных целей, если бы не было надежного тыла…
— Мудрая поговорка «Не имей сто рублей, а имей сто друзей» как будто сопровождала меня по жизни! Конечно, «имея сто» друзей, можно было легче разрешать какие-то жизненные проблемы, ведь в те годы, даже имея «сто рублей», приходилось испытывать серьезные трудности в каких-либо бытовых вопросах.
Но больше всего в жизни я обязан и благодарен своей жене Светлане за многие советы и поддержку, которые очень помогли в карьерном росте на производстве, в научной деятельности, при подготовке и защите кандидатской и докторской диссертаций. Мы со Светой прожили 53 года, многого вместе достигли в этой непростой жизни.
Наш сын Марк подарил внуков Бориса и Данила, внучку Лизочку.